Про детско - родительскую близость..
После 10 класса я первый раз разговаривала с психотерапевтом.
Причина обращения простая – мне предстояло сдавать экзамены в институт, а я не могла говорить. Дома, с друзьями говорила, ну может, периодически заикалась, но попадала в школу – слова буквально «застревали в горле». Это при том, что оценки и успеваемость не были камнем преткновения в нашей семье, да и училась я хорошо. Началось все примерно с 3 го класса, как мне кажется. Некоторые слова мне стало трудно произносить, и я придумала себе игру: «Найди слово – заменитель, которое сможешь сказать». Играла я в неё с удовольствием до начала геометрии: там особо слова не заменишь, и треугольник останется треугольником навсегда. Я пыталась выкручиваться, но к 10 экзаменационному классу всё усугубилось. Обидно было знать материал и не иметь возможность ответить.
Помню одноклассницу Иру, которая пыталась меня поддержать, крикнув преподавателям: «Она не больная, она просто говорить не может». А я в этот момент выбегала из аудитории, где должна была рассказать что – то о швейном деле.
Это был ужас! Стыд! Я рыдала.
Причина обращения простая – мне предстояло сдавать экзамены в институт, а я не могла говорить. Дома, с друзьями говорила, ну может, периодически заикалась, но попадала в школу – слова буквально «застревали в горле». Это при том, что оценки и успеваемость не были камнем преткновения в нашей семье, да и училась я хорошо. Началось все примерно с 3 го класса, как мне кажется. Некоторые слова мне стало трудно произносить, и я придумала себе игру: «Найди слово – заменитель, которое сможешь сказать». Играла я в неё с удовольствием до начала геометрии: там особо слова не заменишь, и треугольник останется треугольником навсегда. Я пыталась выкручиваться, но к 10 экзаменационному классу всё усугубилось. Обидно было знать материал и не иметь возможность ответить.
Помню одноклассницу Иру, которая пыталась меня поддержать, крикнув преподавателям: «Она не больная, она просто говорить не может». А я в этот момент выбегала из аудитории, где должна была рассказать что – то о швейном деле.
Это был ужас! Стыд! Я рыдала.
Почему всё так произошло? Трудно сейчас сказать однозначно.
Разные факторы могли спровоцировать мое состояние.
Разные факторы могли спровоцировать мое состояние.
Когда мне было лет 6 родители решили уехать на заработки на Север. Я стала проситься поехать с ними. На все уговоры и разумные мысли родителей о том, что они будут работать, а я буду дома одна, детского сада нет, так как город только начинал строиться, я твердила, что хочу с ними.
И ведь убедила. Я не помню, но родители рассказывали как на последний их довод: «Ты здесь очень часто плачешь, а там ты будешь одна целыми днями, будешь плакать постоянно». Я сказала: «Плакать не буду». И перестала. Сразу. На следующий день. Этим, видимо, я и «купила» родителей, они согласились меня взять с собой. Мне было 6. Так обнаружилась у меня врожденная способность убеждать.
Так у меня начался «бесслезный» период моей жизни, когда чтобы быть рядом с родителями, нужно было свои страхи и печали далеко запрятать. Никто не знал, что будет именно так.
Всё было от любви и от человеческих слабостей..
И ведь убедила. Я не помню, но родители рассказывали как на последний их довод: «Ты здесь очень часто плачешь, а там ты будешь одна целыми днями, будешь плакать постоянно». Я сказала: «Плакать не буду». И перестала. Сразу. На следующий день. Этим, видимо, я и «купила» родителей, они согласились меня взять с собой. Мне было 6. Так обнаружилась у меня врожденная способность убеждать.
Так у меня начался «бесслезный» период моей жизни, когда чтобы быть рядом с родителями, нужно было свои страхи и печали далеко запрятать. Никто не знал, что будет именно так.
Всё было от любви и от человеческих слабостей..
В начале своей учебы психотерапии я попадала на разные мастер – классы, проекты, связанные с детством. Моё бессознательное в проективных методиках (придумывании сказок, работа с игрушками, различные виды рисования..) выдавало мне достаточно печальный и одинокий образ.
Я не понимала, с чем это связано в детстве.
У меня были папа, мама и старший брат. Жили мы хорошо. Мои подружки – одноклассницы мне даже завидовали, говорили, что у меня хорошие родители. В нашей семье почти не было ссор, конфликтов, жили мы в уважении и в любви, весело, часто в играх проводили пятничные вечера и выходные дни.
Кстати, во взрослом состоянии мне потом пришлось учиться конфликтовать, спорить.
Только лет в 40 я поняла, почему у меня в терапии или на группах текли слёзы, когда я только начинала говорить о любви. Невыплаканные слезы плакались.
Я не понимала, с чем это связано в детстве.
У меня были папа, мама и старший брат. Жили мы хорошо. Мои подружки – одноклассницы мне даже завидовали, говорили, что у меня хорошие родители. В нашей семье почти не было ссор, конфликтов, жили мы в уважении и в любви, весело, часто в играх проводили пятничные вечера и выходные дни.
Кстати, во взрослом состоянии мне потом пришлось учиться конфликтовать, спорить.
Только лет в 40 я поняла, почему у меня в терапии или на группах текли слёзы, когда я только начинала говорить о любви. Невыплаканные слезы плакались.
Уже много позже в результате обучения психотерапии, стало ясно, что радостные и печальные картинки и воспоминания из детства не противоречат друг другу,
а имеют место быть эти и еще многие другие.
Никто не застрахован от ошибок и промахов, более того, они-
это естественная часть нашей жизни и отношений…
Мы не можем изменить наше прошлое, но в наших силах влиять
на настоящее и строить своё будущее.
а имеют место быть эти и еще многие другие.
Никто не застрахован от ошибок и промахов, более того, они-
это естественная часть нашей жизни и отношений…
Мы не можем изменить наше прошлое, но в наших силах влиять
на настоящее и строить своё будущее.
Вам было интересно?
Вы считаете это может кому - то пригодиться?
Поделитесь с друзьями в социальных сетях!
Вы считаете это может кому - то пригодиться?
Поделитесь с друзьями в социальных сетях!
